Рочестер из Бата - Савилю  в Лондон. 22 июня 1671.

Из за большого расстояния, нас разделяющего, я не могу с уверенностью сказать, Любовь ли, Вино или Мудрость ( которые правят Вами по очереди), преобладают в данный момент . Но Ваша добрая натура, которая охраняет Вас лучше, чем Ваш паж Годфри лично, заставляет надеяться, что Вы не забываете Ваших далеких друзей. Все таки я не такой преступник, который заслужил ваше забвение, будучи и так вдали от Вас. Ведь с тех пор, как я греховно наябедничал одной белокурой и- одной темнокудрой леди о секрете Вашего разделенного между ними сердца, я не совершал ни одного преступления против Вас, да и это Вы простили мне уже после первой же бутылки. А после второй, помнится, Вы были уже готовы отказаться от обеих -и - от всего женского пола вообще. О, этот "после-второй-бутылки- Гарри "- честнейший, умнейший и- любимейший друг, которого мы имеем, он говорит правду о нас и заставляет нас говорить правду о других, прогоняет с нашего языка лесть и- недоверие- из нашего сердца, возносит нас над подлой заумью придворных обычаев, которые учат нас обманывать друг друга целыми днями из страха, что кто то оговорит нас ночью. И, о Боже, я верю, что этот мерзавец честен до тех пор, пока есть эта самая " вторая бутылка", и немногие посмеют напасть на него, во всяком случае- не политики и не придворные. Из трех призваний нашего времени- женщин, интриг и вина- мы только в последнем упражнении достигли действительно низшей ступени. Если же Вы будете так тщеславны и возразите мне, то в нашу следующую встречу пригласим мы судей обоих полов, чтобы по их приговору жить и умереть в будущем только как пьяница, или -только как любовник. Ибо, если смешать оба понятия, тяжело будет сказать- что более утомительно- влюбленный пьяница или - пьяный любовник.
Если же Вы рискнули своей жирной задницей для галопа в Портсмут, то Вы лежите сейчас наверняка в постели с натертыми геморридами и фистулами и имеете много свободного времени, чтобы написать письмо Вашему знакомому в деревню и, если вы этого не сделаете, то я буду считать вас просто хвастуном. Пишите мне в Аддербури, где я буду через три дня. Ваш послушнейший покорный слуга
Рочестер.

Рочестер в Аддербури- Савилю в Лондон. 1673 или -74.

Дорогой  Савиль,
добавьте же Щедрость к Вашим остальным добродетельным принципам и- охраните Вашего покорного слугу Рочестера от угрозы трезвости- причем из за нехватки вина в гораздо большей степени, чем от нехватки общения ( ведь я пью как еремит между Богом и своей совестью). Вспомните, скольких усилий мне стоило оградить Вас от греховных поползновений, касающихся мудрости и пристойности.И, если Ваше сердце еще способно на благодарность( что для вас, политиков, было бы чудом), то покажите это тем, что присоветуйте гонцу, передающему это письмо, путь к лучшему в Лондоне вину и, прошу вас, не принимайте эту услугу святой дружбе за пустяк и- приступите к исполнению со всей серьезностью момента, как священник, приносящий жертву или- как опытный вор, планирующий кражу со взломом.Пусть ваш изысканный гурманский язык ( как известно, Ваш лучший судья) носит Вас от погребка к погребку, от бочки- к бочке, пока он не найдет вина с благородным вкусом, достойного моего благословения.Чтобы больше не подначивать вас в этом деле сообщу, что у меня уже созрел план-в котором Вы с большой вероятностью тоже будете пить со мной это вино. Дорогой Савиль, если тебе все же захочется переплюнуть Макиавелли, или просто сделать то же, что сделал бы я- то пришли мне просто немного хорошего вина!
Рочестер.

Рочестер в  Вудсток Парке - Cавилю в Лондон, 1676.

Гарри,
стряхнуть с себя политика совсем вы не можете , это я замечаю - ведь вы не придаете особого значения тем письмам, в которых не содержится половина Государственных ведомостей. Теперь обо мне, который считает мир таким же головокружительным мошенником, как и себя самого , но - которого мало заботит , в какую сторону тот вертится и - совершенно не интересуют другие новости, кроме как благополучие моих друзей и то, что они продолжают меня любить - единственное из их заблуждений, на котором я с удовольствием настаиваю .
Те, кто хотят сделать карьеру в нашем маленьком Правительстве выглядят для меня такими же смешными, как школьники, которые с большими усилиями и некоторой долей опасности карабкаются на яблоню, чтобы рискнуть своей шеей за фрукт, до которого здоровая свинья , не умирающая с голоду, никогда не дотронулась бы. Такие размышления, выглядящие праздными для премного занятых, избавили бы вас от лишних утомительных шагов днем и подарили бы мистеру Гью * ночью несколько часов сна, в которых он так нуждается. Но Гью хочет когда - нибудь стать богатым и , положа руку на сердце, в этом плане есть немного здравого смысла. Передайте же ему пожалуйста мои приветствия и скажите, что я желаю ему столько миллионов, сколько требуется для успокоения его души.
Вы написали мне, что я впал в немилость у одного небезызвестного автора**, который всегда впечатлял меня несоответствием, стоящим между ним самим и его доброй репутацией. Он для меня является курьезом, который должен забавлять, как например играющая на скрипке собака или поющая сова.
И если он делает выпад тупой рапирой , как своим лучшим оружием духа, то я - с вашего согласия - его прощу и предоставлю возможность ответа какому нибудь разбойнику с дубинкой.
Ну а теперь, дорогой Гарри, если дела вам позволят появиться этим летом в деревне, то соберите приличную компанию, которая не постесняется заглянуть вместе с вами в Вудсток Парк.
Рочестер."

*Политик Генри Гью - добрый друг Рочестера и Савиля, ухитрявшийся обогатиться при самых бесцеремонных обстоятельствах.
**имеется в виду Драйден, с которым Рочестер, сперва ему покровительствующий, к тому времени страшно рассорился.

Почтенному г-ну Генри Савилю,
конец августа 1675 г.

Той ночью я получил от Вас неожиданное известие о более чем банальном раздражении миледи герцогини* по моему поводу, а между тем недавно я был на пороге смерти из-за падения с лошади и до сих пор весь в кровоподтеках остаюсь прикованным к постели, думая только лишь о том - какое везение, что я не свернул шею. Какая несчастливая звезда властвует надо мною, что я по прежнему предназначен неблагодарности, а сам привязан только к тем, кому обязан. Причиняй я ей беспокойство, связывая мою удачу с ее наущениями королю или ее нелестными отзывами обо мне некоему влиятельному поклоннику; это не вызвало бы моего изумления более, чем если бы она искала любую возможность избавиться от бесполезного волнения: но мужчина, который получил от нее все обязательства, на которые возможно когда-либо притязать, за исключением неизменности ее доброго суждения, ради которого он предпочел исчезнуть и действительно направлял каждый поступок своей жизни с почтением и с пользой для нее и всем тем, кому она небезразлична; так почему же она отдает предпочтение неверным, неосновательным измышлениям, чтобы ненавидеть такого мужчину; как если бы быть неопасной представляет для нее неудобство или только ради того, чтобы продлить страдание? Клянусь Творцом, что создал меня, я оскорбил ее в мыслях, словом ли действием, или же допускал иль высказывал малейшую мысль о презрении или предубеждении к ней не более чем, как если бы я замышлял измену, укрывал оружие и подстрекал армию к мятежу. Отыщись на земле мужчина общепризнанной честности, который нашел бы оправдание ее упрекам, я бы воспротивился необходимости никогда ее не видеть. После этого же, ей нет надобности запрещать мне появляться у нее - у меня недостаточно самолюбия или желания показываться там, где меня обвиняют в низости, на которую я не способен, даже ради ее ублажения, что подтвердило бы мучительнейшим испытанием мою правдивость, нежели какой-либо умысел, который я когда-нибудь питал, ища расположения. Я представлял себе D.P.* более ангелом, нежели видел бы в ней женщину, и так как это первое, то и должно остаться самым злостным когда-либо из моих высказываний о ней. Я благодарен ей за ее великодушное решение не унижать меня перед королем; но должно быть она думает, что мужчина премного обязан, после того как его называют мошенником, чтобы сказать, что более ему не будут причинять вреда. В отношении графини Р.**, чтобы она не слышала о моих высказываниях (или кого-нибудь еще) о ней - я выдержу проверку любого беспристрастного суда - это не было ни оскорбительно, ни неучтиво; и какой бы суровой ей не хотелось бы казаться, я всегда был ее покорным слугою, таким и останусь. Я не знаю, как убедить себя, что D.* пощадит меня пред королем, вряд ли и перед Вами; но я уверен, она не сможет утверждать, что я когда-либо опорочил Вас пред нею; и вовсе не опасаюсь, что она помешает мне с Вами; я осмеливаюсь присягнуть, Вы не должны думать, что я был настолько опрометчив в своих услугах ей, так же как и сомневаться во мне и в той дружбе к Вам, на которую я претендую. И чтобы убедить Вас, как я рассчитываю на Вас, позвольте мне просить Вас поговорить с нею вновь, и умолять ее оказать мне любезность услышать то, что она позволила бы любому своему лакею, тому, на кого ей жаловались, используя нестоящее создание (таковым, я убежден, мой обвинитель является), если только это не было для услужения ей, чтобы оклеветать наиболее верного из ее слуг; и после я буду удовлетворен собою. Я не желал бы, чтобы обо мне пренебрежительно отзывалась компания мерзавцев, а выглядит все как попытка к этому: поэтому (дорогой Гарри) пришлите мне вести, как обстоят дела у меня и других семейств; если Вы увидите милорда казначея***, упомяните ему о несчастии в этом вопросе и сообщите мне прямо, как он воспримет это: а если Вы услышите, как король упоминает обо мне****, окажите дружескую услугу
Вашему покорному слуге
Рочестер

* - Луиза де Керуаль, герцогиня Портсмут
** - Генриетта де Керуаль, сестра герцогини Портсмут, в декабре 1674 г. вышла замуж за Филиппа Герберта, графа Пемброук
***- Томас Осборн, граф Данби и лорд казначей с 1673 по 1679 г., друг обоих - Рочестера и Савиля
**** - похоже, что Рочестер не осознавал, в какой абсолютной немилости он пребывал. В следующем письме ему все становится ясно, на что указывает фраза "if it be so my Master has no need of my Service" - если мой господин не нуждается в моих услугах.

Почтенному г-ну Генри Савилю
   из Оксфорда , 5 сентября 1676.

Любовь или политика имеют решающее значение в вашем путешествии во Францию*, - ибо это обсуждалось среди более сведущих, - не берусь судить; но, полагаясь только на вашу дружбу, что, без оговорок, вы уделите мне внимание во время вашего пребывания в Париже, - я пишу, чтобы заверить вас, если вы задержитесь там на месяц**, я неизбежно навещу вас. В мои намерения входит посвятить эту зиму совершенствованию своих органов в иных странах, и, если искушение увидеть вас добавить к вожделениям, которые я уже лелею, - грех так сладок, что я решился принять его и пренебречь своими молитвами Libera nos a Malo*** - в Тебе мое царство, сила и слава, во веки веков.

Рочестер.

* Савиль отбыл в Париж 30 августа 1676 для консультаций с герцогиней Клевеланд, по отношению к которой он выступал двояко: как любовник и как деловой человек

** Как следует из письма Савиля от 15 августа 1676, Рочестер все еще пребывал в опале и, вероятно, намеревался развлечься за границей. Его планы по совершенствованию, очевидно, были нарушены преждевременным возвращением Савиля в Англию.

*** Libera nos a Malo – Избави нас от дьявола

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie;
et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris;
et ne nos inducas in tentationem;
sed libera nos a malo. Amen.

Give us this day our daily bread;
and forgive us our trespasses,
as we forgive those who trespass against us;
and lead us not into temptation;
but deliver us from evil. Amen.

Предположительно Савилю, ноябрь  1679 (фрагмент).

Завшивленность дел в этом месте такова (простите неучтивые обороты! но выражения должны соответствовать природе вещей их вызвавших), что не годится занимать порядочного человека, еще меньше общественного деятеля, их пересказом. Главные представители, по коим можно судить о целом острове, - это шпионы, попрошайки и недовольные. Их перемещения и смешение создают приятное разнообразие: деятельные болваны и осмотрительные мошенники развелись повсюду и чудно уравновешивают друг друга, хотя последних сейчас меньше, чем когда-либо, притворство у нас - единственный порок, приходящий в упадок. Несколько мужчин здесь прикидываются жуликами и ни одна женщина не отказывается быть шлюхой.
Два дня тому г-н Отс уличен в содомии и оправдан. На следующий день в суде королевской скамьи он, в сопровождении графа Шафтсбери и других пэров числом до семи, возбудил дело против своего обвинителя ради спасения протестантского дела.
При сем посылаю вам пасквиль, в котором мое собственное участие не самое последнее. Король, внимательно прочтя его, вряд ли остался недовольным. Судя по всему, автор - г- н Драйден - ему покровительствует милорд Малгрэйв, которому воздана по ходу хвалебная речь; по поводу чего у герцогини Портсмутской произошла изысканная ссора между его светлостью и г- жой Бакли. Она назвала его героем трактата и выказала ему восхищение тем, что он сделал рогоносцами больше мужей, чем кто-либо иной из живых, на что он ответствовал, что она очень хорошо знает одно – он никогда не пытался и никогда не проявлял интерес к тому, чтобы быть использованным в подобном. За тем последовали «Мерзавец!» и «Стерва!», в то время как король, по примеру своего деда, старался восстановить мир.

The Earl of Rochester gossips, November 1679 .

The lousiness of affairs in this place is such (forgive the unmannerly phrase! Expressions must descend to the nature of things expressed) 'tis not fit to entertain a private gentleman, much less one a public character, with the retail of them. The general heads under which this whole island may be considered are spies, beggars and rebels. The transpositions and mixtures of these make an agreeable variety: busy fools and cautious knaves are bred out of them and set off wonderfully, though of this latter sort we have fewer now than ever, hypocrisy being the only vice in decay amongst us. Few men here dissemble their being rascals and no woman disowns being a whore.
Mr. Oates was tried two days ago for buggery and cleared. The next day he brought his action to the King's Bench against his accuser, being attended by the Earl of Shaftesbury and other peers to the number of seven, for the honour of the Protestant cause.
I have sent you herewith a libel in which my own share is not the least. The King having perused it is no ways dissatisfied with his. The author is apparently Mr. Dryden, his patron my Lord Mulgrave, having a panegyric in the midst; upon which happened a handsome quarrel between his Lordship and Mrs. Buckley at the Duchess of Portsmouth's. She called him the hero of the libel and complimented him upon having made more cuckolds than any man alive, to which he answered she very well knew one he never made nor never cared to be employed in making. 'Rogue!' and 'Bitch!' ensued, till the King, taking his grandfather's character upon him, became the peace-maker.

Henry Savile ( 1642- 1687) by Sir Godfrey  Kneller ( detail).
Скан из книги "That second bottle".